Проза

Московские зарисовки.
Я ждала друга.
В скверике напротив Лубянки - там еще Детский мир сбоку.
Лето пока уходить не торопилось, хотя ветер уже рассказывал деревьям об осени. Деревья недовольно шумели, прогоняя ветвями озорника; но мне-то ветер был нужен: я уговаривала его поцеловать в нос того, кого так и не увижу никогда...
Я зажмурилась, пытаясь представить, что чувствуешь, когда ветер целует в нос; и открыла глаза, услышав шуршание бумаги.

На соседней скамейке, подстелив газетку, устраивался пожилой дядечка.
Первым делом я заметила длинные волосы с сединой и грустно усмехнулась: отличительный знак некоего тайного ордена, да. И небольшая седоватая бородка присутствовала - а как же.
А потом к нему на руки взобрался один из голубей.
Это была любовь - никаких сомнений.
Голубь топтался по руке туда-сюда, иногда замирая, иногда пристально всматриваясь в глаза человека, и тогда я пугалась - а вдруг клюнет?
А дядечка что-то тихонько приговаривал, легко и нежно поглаживая перышки.
Голубь позволял ему это, подставляя под чуткие пальцы то спинку, то бочок; и я могу поклясться, что ему это нравилось!
И глупой птице
необходима нежность...
Я отвернулась, чтобы прогнать предательски подступившие слезы; хорошо, что за очками не видно глаз...

Но меня неудержимо тянуло смотреть на этих двоих.
Из стайки голубей, разгуливающей возле скамеек, вдруг отделился один и тоже взлетел на руки дядечки. А тот, первый, затеял драку, пытаясь прогнать непрошенного пришельца! Седовласый осторожно разнимал их, опять что-то приговаривая своему любимцу; но тот не успокоился, пока не согнал соперника с только ему принадлежавших рук.
Ах, как я его понимала...

На лавочке напротив нас разместились две девчушки с булочками.
Отломив кусочки, они начали бросать их птицам. И тут же к ним отовсюду слетелись голуби и воробьи. Устроили возню, шум; хлопание крыльев, девчоночий смех...
Я взглянула на соседей - голубь оставался с человеком, презрительно отвернувшись от шумной толпы своих собратьев.
Дядечка острожно вытянул руку, по-прежнему что-то приговаривая и кивая на лавочку напротив.
"Иди, покормись, а я подожду," - мне показалось, что я даже слышу эти слова.
Голубь, помедлив, взлетел, сразу пробился в середину стаи, ухватил крошку и тут же вернулся назад, к любимым рукам. Дядечка, улыбаясь, опять нежно погладил перья - и горькой была эта улыбка...
А потом осторожно опустил птицу на землю и полез за сигаретами, пробормотав что-то извиняющимся голосом.
Наверное, у них уже был разработан ритуал. Пока человек курил, птица разгуливала неподалеку, что-то деловито разыскивая на дорожке.
Вдруг она приблизилась к моей скамейке.
Я замерла.
Мне безумно хотелось, чтобы она забралась на руки и ко мне.
Я даже дышать перестала, чтобы не спугнуть.
Голубь подошел совсем близко к моим ногам. Взглянул на меня вопрошающе и пристально, разглядывая нечто, ведомое лишь ему одному. А затем, потеряв интерес, вернулся к своему повелителю.
Наверное, в этом седовласом было что-то, чего так недоставало мне...

Внимательный друг спросил, когда я уселась в машину:
- Что с тобой? У тебя такое лицо...
Что я могла ему ответить?
- Все нормально, - сказала я, закуривая сигарету и стараясь, чтобы руки не дрожали. - Все нормально.

Как Витуся меня катала по Москве.
Как много мне становится ясным сейчас, когда я сама рулю.
И какая Витуся героическая женщина: гонять по Москве - это не каждому мужику под силу!

Она меня все-таки покатала.
Уже потом, когда завелись, да.
Мы мчались по пустынной ночной Москве, распахнув окна, и ветер подхватывал слова каких-то песен, которые мы орали во весь голос, как сумашедшие - от радости, что завелись и вот теперь едем,ура; и Москва подмигивала нам в такт своими огнями...

Мы познакомились в интернете.
Ах, этот инет! Сколько замечательных друзей он мне подарил!
Мы обе с нетерпением ждали моего приезда в Москву, чтобы уже воочию, так сказать.
Мы узнали друг друга сразу, и сразу же влились в привычный нам разговор, и никакой тебе адаптации - а зачем? Все совершенно соответствовало ранее сложившимся представлениям.
Витуся повела меня в какую-то кафешку у Никитских ворот; мы наслаждались горячим шоколадом и общением.
Вечер плавно и незаметно перетек в ночь.
- Витусь, мне б домой, - сказала я с сожалением. - Меня там ждут как бы.
- Я тебя на своем мальчике домчу за полчаса!

Мальчик в виде синего ситроена ждал нас неподалеку.
- Заждался, миленький? Ну, поедем отвозить Ленку домой. Заводись, дружок!
Дружок остался нем, как рыба.
- Наверное, дружок решил, что мы еще мало поговорили, - хмыкнула я.
Витуся засмеялась:
-Наверное, это он от тебя ошалел. Ну давай... заводись!
Ошалелый дружок не реагировал.
- Хм...- задумчиво проговорила Витуся, раз за разом пытаясь повернуть ключ в замке. - Наверное, гадость какая-то в замок попала. Сейчас мы тебя почистим, миленький!
Она со знанием дела полезла в багажник, достала бутыль со специальной жидкостью, тряпочки, и начала процедуру вытаскивания какой-то гадости из замка зажигания. Смачивала ключ, вставляла в замок, энергично шевелила им там, в таинственной глубине, и вытаскивала - чернушим-чернущим.
Мы дружно охали, удивляясь - и откуда там столько гадости?!
Я её заменяла, когда ей надоедало вставлять и вытаскивать, вставлять и вытаскивать.
Наконец, вынутый очередной раз ключ сверкнул девственной чистотой, отразив свет фонарей.
Мы, тоже извозившись по уши в этой гадости, старательно отмыли руки - чтобы уже чистыми руками торжественно вставить чистый ключ в чистый замок.
Вставили.
Мальчик не раегировал по-прежнему.
- Вот зараза! - Витуся в отчаянии стукнула по рулю.
- Витусь...- говорю осторожно. - Наверное, это все-таки я виновата. От меня все всегда ломается.
Витуся рассмеялась:
- Не выдумывай! "Ломается". Он недавно из ремонта; бегал, как часы!
Я тяжело вздохнула. Надо было что-то делать.
- Витусь! - я подпрыгнула на сиденье. - От меня ломается все п о н а ч а л у! А потом вещи привыкают ко мне, и ничего! А он-то меня впервые видит, еще не привык! Надо сделать, чтобы привык! Мы сейчас выйдем, отойдем, а потом вернемся - и я буду уже ему знакома!!! Пошли, проверим, увидишь сама!
Хохоча, мы выбрались из машины, отошли из зоны видимости - чтобы мальчик-ситроен нас не видел, ага. Потоптались там, а потом вернулись назад, поздоровавшись с ним, как уже со старым знакомым.
Витуся не могла от хохота попасть ключом, куда надо:
- Представляешь, если кто со стороны за нами наблюдает: сидели тетки полчаса в машине, потом вылезли, отошли, потоптались, и снова сели!
- Женщины должны быть загадочными! Ну, заводи моего старого дружка!
Фигушки! Видимо, для него я еще не стала достаточно старой подружкой.

Еще следующие полчаса мы горестно думали, что же нам делать.
- Вот ведь досада...- задумчиво говорила Витуся. - И счастье есть (похлопывая по рулю), и ключ от счастья в руках...А овладеть этим счастьем не можем. Наверное, что-то недостаточно еще в этой жизни осознали.
- Витусь...- так же задумчиво вторила я. - А ты точно уверена, что он у тебя мальчик?...
Витуся понимающе посмотрела на меня и снова расхохоталась:
- Ленка! Не перекладывай на мою машину свои проблемы! Конечно же, мальчик! С чего ты вдруг усомнилась?
- А может...может, он мужика хочет?! Мужскую руку, то есть?
Еще минут пятнадцать мы шумно выясняли, кто же все-таки из нас троих хочет эту пресловутую мужскую руку.
Придя к логическому выводу, что вечно этих рук нет, когда в их потребность, решили плюнуть на этих чертовых мужиков со всеми их запчастями. И на мальчика, пусть даже и в виде ситроена, тоже плюнуть, и идти ловить нормальную машину.

Отошли на несколько метров и увидели в припаркованной машине мужика за рулем. Ждал, видимо, кого-то.
Переглянувшись, мы решительно двинулись к нему.
- Извините, вы не могли бы нам помочь? У нас машина не заводится. Что уже только не делали. Быть может, Вы посмотрите?...
Мужик с минуту нерешительно помялся; потом благородные чувства взяли верх, и он, пожав плечами, направился к нашему мальчику.
Уверенно плюхнулся на сиденье, вставил ключ, повернул...
Машина завелась, как миленькая. С пол-оборота.
- Уррра! - заорали мы, втискиваясь внутрь.
- Ах ты сволочь, - ласково приговаривала Витуся, выруливая с парковки. - Девочка, ну ты скажи...мужской руки ей захотелось...еще одна!
- Да мальчик, мальчик! - смеясь, успокаивала я её. - Просто неправильный какой-то мальчик! Француз, одним словом!

И мы мчались по пустынной ночной Москве, и неправильный мальчик беспрекословно слушался малейшего поворота руля, видимо, страшно огорчаясь в душЕ нашей непонятливости: ведь он очень хотел найти друга двум таким замечательным девчонкам!!!

Вернуться к оглавлению